Наткнулись в инете на статью одного нашего бывшего журналиста, очень  граммотного и авторитетного, он совсем раскритиковал это кино.
мне тоже старый фильм нравиться больше, но все же так плохо, как думаете?

Показ «Тихого Дона» важен для Первого канала прежде всего в репутационном отношении. В этом сезоне у канала на руках оказался такой козырь, как телеэкранизация самого значительного шолоховского романа, осуществленная режиссером с мировым именем - Сергеем Бондарчуком.

Еще до начала демонстрации сериала всех увлекла романтическая история возвращения картины-заложницы из итальянского плена. Она во многом мифологизирована. На самом деле не столь уж загадочна и героична история, как это подавалось в наших СМИ.

Всем заинтересованным сторонам было хорошо известно, где и по каким причинам таится создание Сергея Бондарчука. Никакого детектива в том не было. Была проблема денег, на которые следовало выкупить пленку у итальянского банка, кредитовавшего проект. Они не находились у государства до определенной поры.

Говорят, что проблема с выкупом картины решалась на самом высоком уровне. Возможно. Но из достоверного источника стало известно следующее. Банк смонтированную еще при жизни автора киноверсию «Тихого Дона» предлагал западным прокатчикам, да продавец и покупатель в цене не сошлись. Прокатчики оценили весь материал по $100000 за серию. Вышло в миллион с небольшим. Банк решил подождать, и, как мы теперь знаем, не прогадал. Российскому бюджету, по некоторым данным, весь исходный материал обошелся в сумму от 7,5 до 8 миллионов долларов, что тоже, надо признать, недорого.

Увы, прозаична и история создания «Тихого Дона». Пятнадцать лет назад Сергей Федорович, отчаявшись получить средства на сериал в Госкино, вынужден был принять предложение итальянского продюсера. С этого мгновения экранизация была обречена стать плодом тяжелого компромисса, который, в конце концов, отразился на художественной стороне всего начинания.

Сколько бы сегодня члены семьи Сергея Бондарчука - и Ирина Скобцева, и Елена с Федором - не уговаривали нас, зрителей, что сериал был ориентирован на российскую публику, невооруженным глазом видно, что первым адресатом стал, все-таки, западный рынок. Ну, хотя бы потому, что главные роли сыграли звезды западного кино, игрались все сцены на английском языке. Снято итальянским оператором, музыка написана итальянским композитором. У российского зрителя поэтому не может не остаться впечатление, что он видит нечто до боли знакомое, но в обратном переводе.         

Чувствуется, что и сам режиссер во время съемок был заметно удручен компромиссом; слишком заметны перепады в первых сериях киноповествования - вялый, лишенный внутреннего напряжения ритм одних сцен и конвульсивная истерика других. Это - верный знак неважного творческого самочувствия автора.

Что же касается нападок на Сергея Бондарчука в пору перестройки и гласности, то это в значительной части - миф, послуживший, правда, украшению пиар кампании.

Да, после всем памятного V съезда кинематографистов, на котором был совершен номенклатурный переворот в киноиндустрии, режиссер Сергей Бондарчук лишился статуса неприкасаемого. С его картинами позволено было отныне спорить и не соглашаться публично.

На одной тогдашней коллегии Госкино на жалобу Бондарчука, что его «затравили», Ролан Быков заметил: «Травят не тогда, когда о тебе пишут и говорят что-то не то и не так, а, когда тебе не дают работать».     

С возможностью работать у Бондарчука тогда было не меньше проблем, чем у остальных мастеров кино, но и не больше. Скорее всего, в этой уравниловке перед лицом рынка и была его самая главная проблема. И не только его. Она характерна для всех мастеров культуры, которые росли и мужали у советской власти за пазухой.   

Советская власть знала, как обуздывать талантливых людей. Делала она это двояко: либо просто брала его за горло и душила, либо душила его в своих объятиях признанием, почитанием, славословием, наградами, привилегиями и т.д. Не все гении придерживались правила: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».

Власть Советов расстреляла прототипа Григория Мелехова казака Харлампия Ермакова, ангажировала и поставила себе на службу образ самого Григория и сделала ручным создателя «Тихого Дона» Михаила Шолохова.

"Судьба же Сергея Бондарчука, оказавшегося на переломе следующих эпох, по своему, трагична. Одно дело уметь лавировать между гневом и любовью барина, играть на его слабостях. Другое - оказаться один на один с барским безразличием безличного рынка. Особенно для художника масштабных форм, масштабных тем, каковым и был Сергей Федорович Бондарчук.

Его идеологией был культурный глобализм.

Его стихией были стихии - войны, революции, природы. Они же и стали главными героями его фильмов - «Война и мир», «Степь», «Красные колокола», «Они сражались за Родину», «Борис Годунов».

«Тихий Дон»  - это его давняя и, видимо, самая сокровенная мечта. Она родилась еще до «Колоколов», если я правильно помню. Тогда режиссер был в силе и многое было в его власти. Но на пути встал герасимовский «Тихий Дон». На его пути стоял и сам Герасимов с его авторитетом и влиянием.

А интерес Бондарчука к «Тихому Дону», как сейчас можно догадаться, был связан вовсе не с любопытством к истории страны или к истории гражданской войны; но с интересом к стихии страсти, которую порвала в клочья стихия кровавой розни.

От того, видимо, Федор Бондарчук не знал, что ответить Владимиру Познеру, задавшему вопрос: что думал его отец о гражданской войне, на чьей стороне были его симпатии - красных или белых?   

Итальянский продюсер понял идею режиссерского замысла по своему: как экзотическую love stori экзотических любовников Аксиньи и Григория в экстремальных обстоятельствах братской междусобицы. И насколько смог поспособствовал ее реализации. А на экране мы наблюдаем противостояние режиссера и продюсера, их представлений о литературном первоисточнике.

Боюсь, что никто из этой схватки по окончанию показа не выйдет победителем.

***

Сегодня уже многие сомневаются: стоило ли возвращать из небытия последнюю работу большого мастера? Не лучше ли было, что бы она осталась легендой, преданием?

Лучше-то оно, может быть, и лучше было бы, но не реально. Она, так или иначе, стала бы достоянием гласности. Только, если бы она явилась нам без рекламной помпы, мы бы ее оценили как любопытный факт драматической творческой биографии большого художника.

Золотое правило художественной практики: фантик не должен быть съедобнее конфеты.     

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции